Европейская культура и... сифилис. С чего все начиналось?

Европейскую историю сифилиса можно читать как историю болезни всего континента. Она появилась здесь после открытия Колумбом Карибских островов и распространялась по миру, как сегодня СПИД. Очень быстро после диагностирования первых случаев недомогания началась эпидемия. Сифилис стал одной из самых распространенных болезней в Европе: солдаты и проститутки болели не чаще студентов, замужних женщин и даже детей. Немало великих художников тоже болело сифилисом, и это нашло отображение в их творчестве.

Эта болезнь повлияла на Европу сильнее, чем любая другая. Но, несмотря на это, ей не посвящено ни одного романа, как это сделал Альбер Камю относительно чумы. Сифилис был «малоаппетитной» и тайной болезнью. С ним можно было долго жить, а язвы припудривать и смазывать ртутной мазью. Но до изобретения пенициллина победить эту болезнь было невозможно.

В девятнадцатом веке, чтобы считаться гением, нужно было переболеть сифилисом. Героический знак отваги получили Густав Флобер, Бодлер, Доде, Ги де Мопассан, Жуль де Гонкур. Были ли другие великие писатели, которым удалось избежать этого? «Если и были, то оказались гомосексуалистами», — писал Джулиан Барнс в своей книге «Попугай Флобера».

Шарлю Бодлеру, Шуберту и Карен Бликсен диагноз установили абсолютно точно. Эта болезнь влекла за собой ряд других болезней, глубокие изменения в психике и преждевременную смерть Моцарта, Бетховена, Эдгара Алана По, Гейне, Шопена, Ван Гога, Флобера, Мопассана и Ницше. Вопросы о том, действительно ли Бетховен умер от отравления, Моцарт — от почечной недостаточности, а По вообще от чего-то другого, не смогли развеять спекуляций вокруг сифилиса.

И разве «Смерть и девушка» Шуберта не рассказывает об ощущении больного человека, который надеется на смерть как спасительницу от мук? А стихотворение Бодлера «Больная муза» разве не посвящено болезни, которая исполняет роль музы? А сам творец «Цветов зла» разве не создал в этом стихотворении историю болезни целой эпохи? СПИД также спровоцировал подобную волну произведений, но значительно более откровенную: в романах, фильмах, мюзиклах, песнях болезнь обвиняли и ставили на пьедестал.

Итальянский врач Джироламо Фракасторо в 1530 году в своей поэме на латыни дал имя этой болезни, описав страшные язвы, съедающие тело жертвы — пастуха по имени Syphilis. Он же приписал происхождение этой болезни Франции, где она распространилась после войны 1495 года. С тех пор сифилис начали называть «французской болезнью» не только в Италии. Это свидетельствует в первую очередь о том, что сифилис считали болезнью других, кого угодно, только не собственной. Так же и СПИД: болезнь видели там, где чувствовали за собой вину.

В образованных и зажиточных странах Европы говорили о Lues venerea (любовная эпидемия), употребляя именно это латинское название, которое недвусмысленно помещало болезнь в парадигму греха и наказания. Еще герой романа Гриммельсгаузена Симплициссимус, пионер сексуального туризма в Париже, беспокоился, что «подхватил французскую болезнь, и все его тело покрылось пятнами, „словно у тигра“…». Но ему повезло — это была всего лишь обычная ветрянка.

Болезни вроде сифилиса и СПИДа нельзя затянуть в моральный корсет, потому что природа болезни такова, что она время от времени «взрывается», и именно там, где этого менее всего ожидаешь. В этом болезни похожи на войны. И то, что началось много веков назад на поле сражений, впоследствии вынырнуло на полотнах Отто Дикса и других художников — целые колонны привидений, трупов солдат, сифилитических проституток и победителей.

Дочка пастора, поэтесса и романистка Эмили Бронте считала единственной страшной для себя болезнью туберкулез. Через столетие ситуация резко изменилась. Если у Томаса Манна Ганно Будденброк в 1901-м умирает от тифа, а представители туберкулезной эры 1924 стремились выйти на «Волшебную гору», то в его позднем произведении «Доктор Фаустус» уже фигурирует сифилис.

Еще в 1905 году у Томаса Манна возникла идея: «Фигура сифилитика доктора Фауста, чья душа продана дьяволу. Яд действует как наркотик, стимулирует, вдохновляет, на этом подъеме он творит гениальные вещи». А через четыре десятилетия композитор Адриан Леверкюн добровольно заразится сифилисом — такое своеобразное соглашение с чертом, с которым уже в 1947 году начинает бороться пенициллин.

Заметки Томаса Манна, датированные 1905 годом, отражают взгляды писателя на болезнь как на метафору, показывающую двусмысленность его отношений к миру. Алкоголизм и болезнь находятся на одной стороне медали, а вдохновение — на другой. Сама же медаль является платой для Харона, перевозчика человеческих душ в царство мертвых.

В этом заключается человеческая самовлюбленность и разочарование, поскольку даже перед лицом сифилиса и СПИДа люди все еще хотят сохранить за собой последнее слово. Как это сделал американский писатель Гарольд Бродки, который за два года до трагической даты (в 1996-м в журнале «Нью-Йоркер») официально предупредил общественность о своей смерти от СПИДа.